Гражданская война начала прошлого столетия – тема комплексная и неоднозначная даже в умах самых блистательных историков современности, до сих пор не найдено консенсуса по масштабам, значению и итогам событий тех лет, до сих пор ведутся споры о мифах и фактических событий. Однако, порой даже небольшие вещи могут нам сказать больше, чем мы можем представить, особенно это касается денег.
Возьмем сегодняшний денежный знак времен адмирала Колчака. Сделан он был в Омске - столице, штабе тыла, узел железных дорог и иностранных миссий. Рядом Чехословацкий корпус, на востоке - союзные склады и консулы, на западе - фронт. В казначействе и Госбанке составляют сметы, рисуют проекты реформ, а на рынках меняют деньги с тем же азартом, что и слухи. Собственно, достаточно быстрый рост «сомнительных денег» и стал главной причиной унификации денежной системы Белого движения в 1919 году.
Экономическая картина являлась полнейшим хаосом. В стране циркулировали имперские и «николаевки», и «керенки», местные выпуски городов и земств, боны войсковых частей, иностранные червонцы и даже железнодорожные талоны. Казначейские обязательства стали компромиссом: они должны были укрепить доверие к «белому рублю», показать, что у власти есть план, сроки которые несомненно будут выполнены - «1 июля 1920 года», крупно и в центре, чтобы у населения не осталось сомнений.
В то время (а иногда даже и сейчас) гулял интересных миф о том, что деньги эти якобы можно было разменивать даже в банках Европы/США, именно поэтому на купюре располагается тройная надпись: русский текст в центре, по правому полю - английский, по левому - французский. Это, естественно, было не совсем так, а действо это существовало для понятного обмена с единственными на тот момент союзниками Временного правительства Колчака, иногда деньги даже банально печатались за рубежом, как было с осенними деньгами 1918 года, тогда правительство Колчака отправилось во Владивосток, забирать заказанные кредитные билеты из Америки. Изготовленные в США деньги отличались от печатавшихся в России. Американские специалисты внесли характерные для доллара узоры и цифры номинала. Хорошая бумага, наличие русских символов: герба Временного правительства, Государственной Думы, купола Исаакиевского собора и т.п.
Дизайн купюры — компромисс между традицией и возможностями гражданской войны. Фон является изящной светло зеленой гильоширной сеткой. Это не просто украшение, а примитивная защита от подделок: переплетающиеся линии трудно воспроизвести на кустарной типографии. Слева же располагается орнаментальный «картуш» с двуглавым орлом. Белое движение пыталось привить преемственность с дореволюционной символикой. Именно поэтому на купюре есть несколько отличительно-«имперских» черт: текст набран старой орфографией, остаются твердые знаки на концах слов; «голый двуглавый орел» - именно таким пользовались в дореволюционный период. На купюре также факсимиле казначейских чиновников — еще одна попытка придать бумаге персональную ответственность, подписи живых людей. Далеко не все белые типографии могли себе позволить полноценные водяные знаки и сложные печатные приемы. Омск выпускал деньги в условиях фронтовой экономики: материалы, краски, специалисты, многих вещей постоянно не хватало. Так и родилась аккуратная, но аскетичная эстетика.
Интересно, что в руках белого правительства в 1919 году действительно находилась значительная часть золотого запаса бывшей империи: именно это позволяло говорить о «прочности рубля» и смелее печатать обязательства. Но прямой конвертации в золото такие бумаги не обещали. На них нет слова «золото» - вместо этого внятная процедура: «уплачивается… в Государственном Банке». То есть расчёт шёл в тех же рублях, а не в монете.
Вы наверняка хотите узнать, а что же можно было купить в таких тяжелых инфляционных условиях на 50 рублей? Однозначного ответа дать невозможно. Во времена войны, а особенно Гражданской цены менялись не только от города к селу, но даже от недели к неделе. Отметим лишь, что чем ближе фронт и слабее снабжение, тем ниже доверие к бумаге и выше обменный курс на спирт, сахар, керосин - «твёрдую валюту» военного времени.
Была ли оправдана красивая дата в центре денежного знака? К 1 июля 1920 года того белого правительства в Сибири уже не существовало. Падение Омска в ноябре 1919 го, отступление на восток, арест и расстрел Колчака перечеркнули любые планы финансового ведомства. РСФСР не признала обязательства противника, юридической силы они утратили. В этом и парадокс таких миниатюрных «исторических документов»: как деньги они обесценились, а как память стоят еще очень много.
#ГражданскаяВойна #50рублей #ЛоманныйГрошъ
The Russian Civil War of the early 20th century is a complex, contested subject even for the brightest historians today. There's still no consensus on the scale, significance, or outcomes of those years; myths and facts are argued over to this day. Yet small things can sometimes tell us more than we expect-especially money.
Take this banknote from the time of Admiral Kolchak. It was made in Omsk-the capital and rear headquarters, a railway hub and a center for foreign missions. The Czechoslovak Legion was nearby; to the east lay Allied depots and consuls; to the west, the front. In the Treasury and the State Bank, officials drafted budgets and sketched reform plans, while in the markets money changed hands with the same fervor as rumors. The rapid spread of "shady money" was precisely what forced the White movement to unify its monetary system in 1919. The economic picture was sheer chaos. In circulation were imperial "Nikolaevki," Kerensky notes, local issues by cities and zemstvos, military scrip, foreign gold coins, and even railway vouchers. Treasury obligations became the compromise: they were meant to shore up trust in the "White ruble," to prove the authorities had a plan and a deadline that would certainly be met-"July 1, 1920," printed prominently in the center so no one could miss it.
There was an enduring myth then (and sometimes even now) that these notes could be redeemed in banks across Europe or the U.S., which supposedly explains the trilingual layout: Russian in the center, English in the right margin, French in the left. That wasn't quite the case. The multilingual text existed to ease exchange with the Provisional Government's only real allies at the time; sometimes the notes were simply printed abroad. In autumn 1918, Kolchak's government went to Vladivostok to pick up banknotes ordered from America. The U.S.-made notes differed from those printed in Russia: American engravers added dollar-style guilloche patterns and bold denomination numerals. The paper was good, and the imagery featured familiar Russian symbols-the emblems of the Provisional Government and the State Duma, the dome of St. Isaac's Cathedral, and so on.
The design was a compromise between tradition and the constraints of civil war. The background is an elegant light-green guilloche-a primitive anti-counterfeiting measure, since the interlaced lines were hard to reproduce on a makeshift press. On the left sits an ornamental cartouche with a double-headed eagle. The White movement aimed to assert continuity with pre-revolutionary symbols. Hence the distinctly "imperial" touches: text set in pre-revolutionary orthography, with hard signs at the ends of words; a "plain" double-headed eagle of the type used before 1917. Facsimile signatures of treasury officials added a sense of personal responsibility-real people stood behind this paper. Few White printing houses could afford full watermarks or advanced techniques. Omsk issued money under frontline economic conditions-short of materials, inks, and skilled hands. The result was careful yet austere.
It's noteworthy that in 1919 the White government did control a significant portion of the former empire's gold reserves. That underpinned talk of a "strong ruble" and emboldened the printing of obligations. But these notes did not promise direct gold convertibility. Nowhere do they mention "gold." Instead they specify a procedure: "payable ... at the State Bank." In practice, redemption meant more rubles-not coins.
So what would 50 rubles buy amid wartime inflation? There's no definitive answer. In war-especially civil war-prices shifted not just from city to countryside, but week to week. The closer to the front and the weaker the supply, the lower the trust in paper-and the higher the exchange rate for spirits, sugar, and kerosene, the "hard currency" of the time.
Was the elegant date in the center justified? By July 1, 1920, that White government in Siberia no longer existed. The fall of Omsk in November 1919, the retreat eastward, and Kolchak's arrest and execution wiped out the finance ministry's plans. The RSFSR refused to recognize its opponent's obligations, and they lost legal force. That's the paradox of these miniature "historical documents": as money they died; as memory, they're worth a great deal.
Научный сотрудник,
Н.С. Сологуб