Самовары прошли в российской культуре крайне занимательную трансформацию. Фабричная смекалка, инженерный гений и домашний уют одновременно стали олицетворением этого незамысловатого аппарата. Наш самовар называют в народе «банкой», этакий строгий цилиндр без излишней вычурности. Но в конце XIX века в моде были самые разные силуэты: «ваза», «шар», «рюмка», даже «репка». Важна была не только форма самовара, но и его ножки: лапки копытца, львиные лапы, каблучки — каждая фабрика имела предпочитаемые модели. Никелирование придавало статусный вид; изделия «под серебро» особенно ценились в городской среде. Вместе с тем сохранялись и медные, и латунные варианты - их любили за тёплый цвет и долговечность.

Представленный вам угольный самовар – один из многих в нашей коллекции, конкретно этот можно назвать типичный представителем «золотого века» самоварного производства. Он сравнительно невелик - высота около 41 см, материалом является белый металл с никелированием (это практичное и в то же время нарядное покрытие, благодаря которому поверхность блестит, отражая свет и создавая ощущение чистоты и достатка), техника изготовления представляется классическим литьем с последующей механической обработкой, а сам самовар уже «серийный», что характерно для эпохи, когда аппарат прочно вошёл в повседневный быт и выпускался тысячами экземпляров; кран в форме ветки с характерным изгибом и деревянной хваткой на рычаге, чтобы дерево не обжигало руку. Все эти решения одновременно функциональны и декоративны: дерево защищает от ожогов, а металл давал прочность.

Медали и отличительные знаки являются показателем эпохи. Витрина успехов фабрики была банально необходимо во времена, когда жителю нашей страны все чаще приходилось выбирать из десятков похожих товаров. Участники яро соревновались, отчего самовары щедро «обвешивались» медалями, в ход шли и ярмарки, и выставки, даже привилегии придворных поставок. В верхнем ряду читается титул «Поставщик Д.Е.В. Шаха Персидского» — важный знак экспортной ориентированности. Ниже — «Товарищество торгового дома бр. Шемариных в Туле». Надпись о поставке ко двору шаха (монархический титул в некоторых странах Ближнего и Среднего Востока) Персии свидетельствует о прочных торговых связях южных рынков с Тулой. Через порты Каспия и железные дороги русские самовары расходились по Кавказу, Средней Азии и в Иран, где чайная культура также переживала подъем. Для покупателя это было знаком качества: если вещью даже в дворцах распоряжается, дома зажиточного чиновника она была определенно достойна.

Тула стала центром самоварного производства не случайно. Здесь с XVII века работали оружейные заводы, и к началу XIX века сложилась школа металлообработки, способная изготовить и тонкую латунь, и декоративное литьё. В городе действовали десятки мастерских и фабрик, самые крупные выпускали сотни тысяч изделий в год. Те самые Шемарины и были в числе одних из самых известных торговых домов в округе, однако в период начала XX в. семейные предприятия уже постепенно переходили к более устойчивым формам управления: товариществам, акционерным компаниям и т.д. Это позволяло увеличивать масштабы и рекламировать товар на большую аудиторию

Самовар того времени был в какой-то степени культурным парадоксом. С одной стороны, торжество маркетинга и фабричного производства, с другой стороны, даже при всей «серийности» самоваров того времени, каждый экземпляр имел отличительные черты – будь то рисунок прорези на поддували до особенного профиля крышки. Каждая фабрика имела свой почерк.

Мы уже как-то упоминали о принципах работы угольных самоваров, однако достаточно простой механизм не нивелирует мастерство, с которым обращались на праздных мероприятиях с ним отдельные слуги. В жаровую трубу опускали лучину, бумагу или бересту, сверху насыпали древесного угля или мелкие угли. Угольный самовар, естественно, использовали в виду его универсальности, такой прибор не требовал затейливого топлива и в условиях дома, и даже на природе. Древесный уголь давал чистое горение и минимум дыма. Были случаи использования и шишек, щепы – всего, что было под рукой. Керосиновые и спиртовые модели были удобны, но зависели от жидкого топлива, а электрические появились чуть позднее. Угольный самовар оставался «приоритетным» способом заварки чая вплоть до середины XX века, однако продолжим

Через поддувало подавали воздух, для разгорания ставили дымовую трубу на конфорку - высокий цилиндр создавал тягу. Когда угли начинали раскаляться, трубу убирали, на конфорку ставили заварочный чайник, а в воду добавляли ещё немного угля для поддержания кипения. Кипяток отпускали через кран, из него лился тонкий струйчатый поток, позволяющий определить необходимое количество воды.

«Золотым» данный период в истории данных аппаратов называют прежде всего в виду того, что по-настоящему демократическим напиток стал именно во второй половине XIX века (тогда же появляются поставки чая через Владивосток и Одессу). Этика чаепития была продумана до мелочей. В доме следили за чистотой самовара, полировали никель до зеркала. Самовар часто ассоциировался именно с уютом, за примерами ходить далеко не нужно, вот, например у Достоевского читаем: «Сидела бы я в маленькой комнатке нашей, у самовара, вместе с нашими; было бы так тепло, хорошо, знакомо…», и конечно нельзя забыть про легендарные строки Александра Сергеевича: «Смеркалось; на столе, блистая, шипел вечерний самовар, Китайский чайник нагревая; под ним клубился легкий пар. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкам темною струею уже душистый чай бежал, и сливки мальчик подавал…»

Конечно, самовары сегодня уже выглядят как прихоть прошлого, а уж тем более угольные. Однако такие вещи определенно имеют бытовой, культурный «характер». Они требуют непосредственного участия человека: подложить угли, повернуть кран, снять трубу, притушить пламя. Этот маленький труд превращает чаепитие в ритуал, о котором мы сегодня уже не задумываемся. В этом и обаяние таких предметов – делать из чего-то обыденного (кипячения воды) целое событие со своей историей.

#Чай #ПредметыФакты #Самовар #Старина


Samovars [The word samovar literally means self-boiler. The word sam (сам) in Russian means self, and the word varit' (варить) means to boil] have undergone a fascinating transformation in Russian culture. Factory ingenuity, engineering talent, and homely comfort all came together in this unassuming device. Ours is nicknamed "the can": a strict cylinder without unnecessary frills. But in the late 19th century, many silhouettes were in fashion - "vase," "sphere," "goblet," "turnip." Not only the "face" of the samovar mattered, but also its feet: little hooves, lion paws, geometric heels-each factory had its favorite models. Nickel plating gave a prestigious look; "silvered" pieces were especially prized in cities. At the same time, copper and brass versions remained popular for their warm color and durability.

The charcoal samovar shown here is one of many in our collection; this particular piece can be called a typical representative of the "golden age" of samovar-making. It is relatively modest in size-about 41 cm tall; made of base metal with nickel plating (a practical yet festive finish that makes the surface shine, reflecting light and creating a sense of cleanliness and abundance). It was produced by classic casting with subsequent mechanical finishing, and already made in series-typical of the era when the samovar had firmly entered everyday life and was produced by the thousands. The tap is the so called "branch," with its characteristic curve and a wooden, cone-like grip on the lever so the hand wouldn't be burned. Every solution is both functional and decorative: wood protects from heat; metal gives strength.

Medals and distinctions are a marker of the times. A "trophy case" of awards was simply necessary when people were choosing among dozens of similar goods. Manufacturers competed, and samovars were lavishly "festooned" with medals-earned at fairs, exhibitions, even through the prestige of court appointments. On the top row you can read the title "By Appointment to H.I.M. the Shah of Persia"-a clear sign of export ambitions. Below: "The Shemarin Brothers' Trading House Partnership in Tula." The note about supplying the Shah's court (a monarchic title in parts of the Near and Middle East) points to strong trade ties between Tula and southern markets. Through Caspian ports and by rail, Russian samovars spread across the Caucasus, Central Asia, and Iran, where tea culture was also on the rise. For buyers, this was a mark of quality: if a thing served even in palaces, then it was certainly worthy of a well-to-do official's home.

Tula became the center of samovar production for a reason. Weapons factories had operated there since the 17th century, and by the early 19th a school of metalwork had formed that could produce fine brass and decorative castings. Dozens of workshops and factories were active; the largest turned out hundreds of thousands of pieces a year. The Shemarins were among the most renowned trading houses in the region; by the early 20th century, however, family firms were shifting to more resilient forms-partnerships, joint-stock companies, and the like-allowing them to scale up and advertise beyond local markets.

In a way, the samovar of that era was a cultural paradox. On one hand, a triumph of marketing and factory production; on the other, even with all that "seriality," each piece had its own traits-from the cutout pattern on the draft door to the distinctive profile of the lid. Every factory had its own signature.

We've touched on how charcoal samovars work before, but the simplicity of the mechanism doesn't diminish the skill with which household staff handled it at social gatherings. A sliver of wood, paper, or birch bark was lowered into the fire tube, then charcoal or small coals were poured in from above. The charcoal samovar was valued for its versatility: it didn't need special fuel and worked both at home and outdoors. Charcoal burned cleanly with minimal smoke. People used cones and kindling too-whatever was at hand. Kerosene and spirit-fired models were convenient but depended on liquid fuels; electric samovars appeared a bit later. Charcoal remained the dominant way to boil water for tea well into the mid-20th century.

Air was fed through the draft door; to kindle the fire, a tall chimney was set on the burner ring-the height created a strong draw. Once the coals were glowing, the chimney was removed, a teapot went on the ring, and a bit more charcoal was added to keep the boil steady. Boiling water was drawn from the tap-a thin stream that made it easy to judge just how much you needed.
This period is called "golden" above all because tea truly became democratic in the second half of the 19th century (shipments began arriving via Vladivostok and Odessa around then). The etiquette of tea-drinking was refined to the last detail. Households kept their samovars immaculate, polishing the nickel to a mirror shine. The samovar became a symbol of coziness. As Dostoevsky has it: "I'd sit in our little room by the samovar, with our own; it would be so warm, so good, so familiar..." And of course Pushkin's famous lines: "Dusk fell; upon the table, gleaming, the evening samovar hissed, warming the Chinese teapot; a light steam curled beneath it. Poured by Olga's hand, in dark, fragrant streams the tea ran into the cups, and the boy brought the cream..."

Today, samovars-especially charcoal ones-can seem like whims of the past. Yet they carry a distinct domestic and cultural character. They demand the person's touch: to lay the coals, turn the tap, lift the chimney, tame the flame. That little bit of work turns tea into a ritual we rarely think about now. That's the charm of such objects: making an ordinary act-boiling water-into an event with a story.

Научный сотрудник,
Н.С. Сологуб