Рубрика: Предметы и Факты (translation) (от 16.12.2025)
Говоря о сберкассах и сберкнижках у вас, наверняка, возникнет мысли только о современном «Сбербанке». И хоть ваше «наитие» будет вполне справедливым - правда, как всегда, окажется где-то посередине. Сегодня поговорим о сберегательной культуре в России и как сберкассы из инструментов приращения небольшого капитала превратились в главный инструмент экономической пропаганды.
Начало у «сберегательной» системы было действительно небольшое. Последовав примерам европейских соседей, Николай I в 1840-х годах учредил поставить сберегательные кассы. Цель у них была весьма благородная – прием небольших сумм на сохранение/прирост денежных средств всех сословий Российской империи. Что же было для этого сделано? Минимальный размер вклада составил скромные 50 копеек, максимальный – 300 рублей. Сумма немаленькая, однако избежать участи депозитных банков, в которых бы были заинтересованы в основном богатые слои населения, помогли некоторые ограничения: единовременный внос ограничивался 10 рублями; еще интересное ограничение заключается в том, что первая касса, открытая в Петербурге в 1842 году, работала всего 5 часов в воскресенье.
Первые сберкнижки появились тогда же. 8 страниц были наполнены водяными знаками, государственной символикой и, что самое важное, записями информации о принятых и выданных сумах держателю вместе с информацией о нем самом. Первые сберкассы были достаточно демократическими и сугубо-социальными учреждениями монархической России, но вот прижиться им у нас не удалось. Интерес падал и вкладов становилась все меньше и меньше. Почему? На это можно дать несколько ответов. Нужно учитывать и хаотичное экономическое состояние нашей страны тех времен, а также малочисленность целевой аудитории инициативы – большинство населения, к которому взывали сберкассы, являлись на тот период все еще крепостными крестьянами и не имели возможность эффективно пользоваться системными реформами страны.
В этом плане нужно еще отметить интересную особенность сберегательных касс в контексте России – они контролировались исключительно государственными институтами. Если в Европе они служили инструментом общественного самоуправления, то у нас сберкассы смогли стать столпом веры в государственную экономическую политику. Именно этот фактор и удачно сыграл на руку большевикам. Мы уже не раз говорили, что советы крайне умело пользовались бюрократическими системами, построенными еще во времена императоров, однако экономическое положение страны, выходящей сначала из Первой Мировой войны, а потом из Гражданской было неописуемо тяжело.
Во многом СССР просто не мог игнорировать «сберегательную культуру», существовавшую в России. Массовость их достигала таких масштабов, что сберкассы стали устанавливать даже в начальных и средних школах (управление ложилось на самих учителей). У них была и аудитория, и всеобъемлющая поддержка государства. Для приема денег на военные нужды Первой Мировой войны, еще монархическое правительство превратило сберкассы в подобие кредитных учреждений, а последний максимальный порог на вклад, установленный еще в 1895 году (1 тысяча рублей), был по итогу снят.
И тут вы наверняка ожидаете услышать о национализации российских банков, ликвидации частного рыночного сектора и «огосударствление банков». Все это действительно было и в больших объемах. Когда позже советские власти попытались убрать многие банковские ограничение, в воздухе стал витать вопрос, «а понесет ли буржуазия теперь деньги в банк?»
Но вот что интересно – декреты «О национализации банков» и «О конфискации акционерных капиталов бывших частных банков» не затронули сберкассы. Деньги, лежавшие там, в умах граждан остались неприкосновенны... Или же все-таки нет? Большевики оставили себе некоторые «лазейки» в данной ситуации, так как судьбу денег отдельных вкладчиков (особенно неугодных идеологии, слишком богатых или слишком религиозных) мог решать специальный совет. Конфискация денег, полученных по мнению совета «нетрудовым способом», была вполне обыденной практикой первых лет существования СССР. Доверие к такой системе стремительно падало, мало кто хотел хранить деньги там, где их могут и проверить внезапно, и конфисковать по желанию.
Официально новые государственные кассы появились в СССР к декабрю 1922 года, однако, по описанным выше причинам, их популярность была не высока, по данным самого Сбербанка к 1924 году в нашей стране работало всего 4544 сберегательных кассы. Для сравнения, только школьных сберегательных касс в монархической России существовало около 2-х тысяч.
Государство принялось не только наращивать темпы индустриализации, но и темпы экономической пропаганды. Сберкассы и сберкнижки стали рупором новой политике в этом контексте. «Приобретайте швейные машины путем целевых накоплений в сберкассах», «я не теряю времени при оплате счетом, потому что пользуюсь безналичными расчетами сберкасс», «водка – враг, сберкасса – друг!», «в сберкассе деньги накоплю – все, что надо, накуплю!» - эти, да и многие другие, позитивные призывы были активны в советское время по отношению к сберкассам. К Великой Отечественной войне в нашей стране стояло около 40 тысяч сберкасс, поэтому такие агитации действительно работали на рабочее население страны.
Война опять превратила сберкассы в средство привлечение гражданских средств на военные нужды. Фактически люди добровольно отчисляли большие суммы на военные нужды Красной армии. К концу войны в них находилось около 16 млрд рублей. Наш предмет относится к «восстановительному» периоду экономики СССР. Именно в 1950-х уровень сберкасс смог достичь довоенного – 42 тысячи.
Сама книжка была передана в дар музею от Федоровского Николая Петровича, работника НГДУ города Мегиона с 1970, ветераном труда и единственного человека в округе, имеющего право бесплатных посещений Музея Московского Кремля. В свое время он, обнаружив в земле предмет русского ювелирного искусства XIX века – серебряную цепочку работы костромских мастеров – отправил её безвозмездно в кремлевский музей.
#Сберкнижка #Сберкасса #СССР #ПредметыиФакты
________________________________________________________
When talking about savings banks and savings books, you probably think only of the modern Sberbank. And although your assumption is quite justified, the truth, as always, lies somewhere in between. Today, we will talk about the savings culture in Russia and how savings banks have evolved from instruments for small capital growth into the main instrument of economic propaganda.
The “savings” system had a very modest beginning. Following the example of his European neighbors, Nicholas I established savings banks in the 1840s. Their goal was very noble—to accept small amounts for the preservation/growth of funds from all classes of the Russian Empire. What was done to achieve this? The minimum deposit was a modest 50 kopecks, and the maximum was 300 rubles. This was not a small amount, but certain restrictions helped to avoid the fate of deposit banks, which were mainly of interest to the wealthy. A one-time deposit was limited to 10 rubles, and another interesting restriction was that the first savings bank, opened in St. Petersburg in 1842, was only open for five hours on Sundays.
The first savings books appeared at the same time. Eight pages were filled with watermarks, state symbols, and, most importantly, records of information about the sums accepted and issued to the holder, along with information about the holder himself. The first savings banks were quite democratic and purely social institutions in monarchical Russia, but they did not take root in our country. Interest waned and deposits became fewer and fewer. Why? There are several answers to this question. We must take into account the chaotic economic situation in our country at that time, as well as the small size of the target audience for the initiative—the majority of the population that savings banks appealed to at that time were still serfs and did not have the opportunity to effectively take advantage of the country's systemic reforms.
In this regard, it is also worth noting an interesting feature of savings banks in the Russian context: they were controlled exclusively by state institutions. While in Europe they served as an instrument of public self-government, in Russia savings banks became a pillar of faith in state economic policy. It was this factor that played into the hands of the Bolsheviks. We have already mentioned more than once that the Soviets made extremely skillful use of the bureaucratic systems built during the time of the emperors, but the economic situation of the country, which was emerging first from World War I and then from the Civil War, was indescribably difficult.
In many ways, the USSR simply could not ignore the “savings culture” that existed in Russia. Their popularity reached such proportions that savings banks began to be established even in primary and secondary schools (the management fell to the teachers themselves). They had both an audience and the comprehensive support of the state. To raise money for the military needs of World War I, the still-monarchical government turned savings banks into something like credit institutions, and the last maximum deposit limit, set back in 1895 (1,000 rubles), was ultimately removed.
And here you probably expect to hear about the nationalization of Russian banks, the liquidation of the private market sector, and the “nationalization of banks.” All of this did indeed happen on a large scale. When the Soviet authorities later tried to remove many banking restrictions, the question arose, “Will the bourgeoisie now take their money to the bank?”
But here's what's interesting: the decrees “On the Nationalization of Banks” and “On the Confiscation of the Share Capital of Former Private Banks” did not affect savings banks. The money deposited there remained untouchable in the minds of citizens... Or did it? The Bolsheviks left themselves some “loopholes” in this situation, as the fate of the money of individual depositors (especially those who were ideologically undesirable, too rich, or too religious) could be decided by a special council. The confiscation of money that the council deemed to have been obtained “without labor” was a common practice in the early years of the USSR. Trust in such a system plummeted, and few people wanted to keep their money where it could be suddenly inspected and confiscated at will.
Officially, new state savings banks appeared in the USSR by December 1922, but for the reasons described above, they were not very popular. According to Sberbank's own data, by 1924 there were only 4,544 savings banks operating in our country. For comparison, there were about 2,000 school savings banks in monarchical Russia alone.
The state began not only to increase the pace of industrialization, but also the pace of economic propaganda. Savings banks and savings books became the mouthpiece of the new policy in this context. “Buy sewing machines through targeted savings in savings banks,” “I don't waste time paying bills because I use cashless payments from savings banks,” “Vodka is the enemy, savings banks are friends!” “I'll save money in a savings bank and buy everything I need!” These and many other positive appeals were active in Soviet times in relation to savings banks. By the Great Patriotic War, there were about 40,000 savings banks in our country, so such propaganda really worked on the working population of the country.
The war again turned savings banks into a means of attracting civilian funds for military needs. In fact, people voluntarily contributed large sums to the military needs of the Red Army. By the end of the war, there were about 16 billion rubles in them. Our subject relates to the “recovery” period of the USSR economy. It was in the 1950s that the number of savings banks reached its pre-war level of 42,000.
The book itself was donated to the museum by Nikolai Petrovich Fedorovsky, an employee of the NGDU in the city of Megion since 1970, a veteran of labor, and the only person in the district who had the right to visit the Moscow Kremlin Museum free of charge. At one time, he found a piece of 19th-century Russian jewelry in the ground—a silver chain made by Kostroma craftsmen—and sent it to the Kremlin Museum free of charge.
Научный сотрудник,
Н.С. Сологуб
Начало у «сберегательной» системы было действительно небольшое. Последовав примерам европейских соседей, Николай I в 1840-х годах учредил поставить сберегательные кассы. Цель у них была весьма благородная – прием небольших сумм на сохранение/прирост денежных средств всех сословий Российской империи. Что же было для этого сделано? Минимальный размер вклада составил скромные 50 копеек, максимальный – 300 рублей. Сумма немаленькая, однако избежать участи депозитных банков, в которых бы были заинтересованы в основном богатые слои населения, помогли некоторые ограничения: единовременный внос ограничивался 10 рублями; еще интересное ограничение заключается в том, что первая касса, открытая в Петербурге в 1842 году, работала всего 5 часов в воскресенье.
Первые сберкнижки появились тогда же. 8 страниц были наполнены водяными знаками, государственной символикой и, что самое важное, записями информации о принятых и выданных сумах держателю вместе с информацией о нем самом. Первые сберкассы были достаточно демократическими и сугубо-социальными учреждениями монархической России, но вот прижиться им у нас не удалось. Интерес падал и вкладов становилась все меньше и меньше. Почему? На это можно дать несколько ответов. Нужно учитывать и хаотичное экономическое состояние нашей страны тех времен, а также малочисленность целевой аудитории инициативы – большинство населения, к которому взывали сберкассы, являлись на тот период все еще крепостными крестьянами и не имели возможность эффективно пользоваться системными реформами страны.
В этом плане нужно еще отметить интересную особенность сберегательных касс в контексте России – они контролировались исключительно государственными институтами. Если в Европе они служили инструментом общественного самоуправления, то у нас сберкассы смогли стать столпом веры в государственную экономическую политику. Именно этот фактор и удачно сыграл на руку большевикам. Мы уже не раз говорили, что советы крайне умело пользовались бюрократическими системами, построенными еще во времена императоров, однако экономическое положение страны, выходящей сначала из Первой Мировой войны, а потом из Гражданской было неописуемо тяжело.
Во многом СССР просто не мог игнорировать «сберегательную культуру», существовавшую в России. Массовость их достигала таких масштабов, что сберкассы стали устанавливать даже в начальных и средних школах (управление ложилось на самих учителей). У них была и аудитория, и всеобъемлющая поддержка государства. Для приема денег на военные нужды Первой Мировой войны, еще монархическое правительство превратило сберкассы в подобие кредитных учреждений, а последний максимальный порог на вклад, установленный еще в 1895 году (1 тысяча рублей), был по итогу снят.
И тут вы наверняка ожидаете услышать о национализации российских банков, ликвидации частного рыночного сектора и «огосударствление банков». Все это действительно было и в больших объемах. Когда позже советские власти попытались убрать многие банковские ограничение, в воздухе стал витать вопрос, «а понесет ли буржуазия теперь деньги в банк?»
Но вот что интересно – декреты «О национализации банков» и «О конфискации акционерных капиталов бывших частных банков» не затронули сберкассы. Деньги, лежавшие там, в умах граждан остались неприкосновенны... Или же все-таки нет? Большевики оставили себе некоторые «лазейки» в данной ситуации, так как судьбу денег отдельных вкладчиков (особенно неугодных идеологии, слишком богатых или слишком религиозных) мог решать специальный совет. Конфискация денег, полученных по мнению совета «нетрудовым способом», была вполне обыденной практикой первых лет существования СССР. Доверие к такой системе стремительно падало, мало кто хотел хранить деньги там, где их могут и проверить внезапно, и конфисковать по желанию.
Официально новые государственные кассы появились в СССР к декабрю 1922 года, однако, по описанным выше причинам, их популярность была не высока, по данным самого Сбербанка к 1924 году в нашей стране работало всего 4544 сберегательных кассы. Для сравнения, только школьных сберегательных касс в монархической России существовало около 2-х тысяч.
Государство принялось не только наращивать темпы индустриализации, но и темпы экономической пропаганды. Сберкассы и сберкнижки стали рупором новой политике в этом контексте. «Приобретайте швейные машины путем целевых накоплений в сберкассах», «я не теряю времени при оплате счетом, потому что пользуюсь безналичными расчетами сберкасс», «водка – враг, сберкасса – друг!», «в сберкассе деньги накоплю – все, что надо, накуплю!» - эти, да и многие другие, позитивные призывы были активны в советское время по отношению к сберкассам. К Великой Отечественной войне в нашей стране стояло около 40 тысяч сберкасс, поэтому такие агитации действительно работали на рабочее население страны.
Война опять превратила сберкассы в средство привлечение гражданских средств на военные нужды. Фактически люди добровольно отчисляли большие суммы на военные нужды Красной армии. К концу войны в них находилось около 16 млрд рублей. Наш предмет относится к «восстановительному» периоду экономики СССР. Именно в 1950-х уровень сберкасс смог достичь довоенного – 42 тысячи.
Сама книжка была передана в дар музею от Федоровского Николая Петровича, работника НГДУ города Мегиона с 1970, ветераном труда и единственного человека в округе, имеющего право бесплатных посещений Музея Московского Кремля. В свое время он, обнаружив в земле предмет русского ювелирного искусства XIX века – серебряную цепочку работы костромских мастеров – отправил её безвозмездно в кремлевский музей.
#Сберкнижка #Сберкасса #СССР #ПредметыиФакты
________________________________________________________
When talking about savings banks and savings books, you probably think only of the modern Sberbank. And although your assumption is quite justified, the truth, as always, lies somewhere in between. Today, we will talk about the savings culture in Russia and how savings banks have evolved from instruments for small capital growth into the main instrument of economic propaganda.
The “savings” system had a very modest beginning. Following the example of his European neighbors, Nicholas I established savings banks in the 1840s. Their goal was very noble—to accept small amounts for the preservation/growth of funds from all classes of the Russian Empire. What was done to achieve this? The minimum deposit was a modest 50 kopecks, and the maximum was 300 rubles. This was not a small amount, but certain restrictions helped to avoid the fate of deposit banks, which were mainly of interest to the wealthy. A one-time deposit was limited to 10 rubles, and another interesting restriction was that the first savings bank, opened in St. Petersburg in 1842, was only open for five hours on Sundays.
The first savings books appeared at the same time. Eight pages were filled with watermarks, state symbols, and, most importantly, records of information about the sums accepted and issued to the holder, along with information about the holder himself. The first savings banks were quite democratic and purely social institutions in monarchical Russia, but they did not take root in our country. Interest waned and deposits became fewer and fewer. Why? There are several answers to this question. We must take into account the chaotic economic situation in our country at that time, as well as the small size of the target audience for the initiative—the majority of the population that savings banks appealed to at that time were still serfs and did not have the opportunity to effectively take advantage of the country's systemic reforms.
In this regard, it is also worth noting an interesting feature of savings banks in the Russian context: they were controlled exclusively by state institutions. While in Europe they served as an instrument of public self-government, in Russia savings banks became a pillar of faith in state economic policy. It was this factor that played into the hands of the Bolsheviks. We have already mentioned more than once that the Soviets made extremely skillful use of the bureaucratic systems built during the time of the emperors, but the economic situation of the country, which was emerging first from World War I and then from the Civil War, was indescribably difficult.
In many ways, the USSR simply could not ignore the “savings culture” that existed in Russia. Their popularity reached such proportions that savings banks began to be established even in primary and secondary schools (the management fell to the teachers themselves). They had both an audience and the comprehensive support of the state. To raise money for the military needs of World War I, the still-monarchical government turned savings banks into something like credit institutions, and the last maximum deposit limit, set back in 1895 (1,000 rubles), was ultimately removed.
And here you probably expect to hear about the nationalization of Russian banks, the liquidation of the private market sector, and the “nationalization of banks.” All of this did indeed happen on a large scale. When the Soviet authorities later tried to remove many banking restrictions, the question arose, “Will the bourgeoisie now take their money to the bank?”
But here's what's interesting: the decrees “On the Nationalization of Banks” and “On the Confiscation of the Share Capital of Former Private Banks” did not affect savings banks. The money deposited there remained untouchable in the minds of citizens... Or did it? The Bolsheviks left themselves some “loopholes” in this situation, as the fate of the money of individual depositors (especially those who were ideologically undesirable, too rich, or too religious) could be decided by a special council. The confiscation of money that the council deemed to have been obtained “without labor” was a common practice in the early years of the USSR. Trust in such a system plummeted, and few people wanted to keep their money where it could be suddenly inspected and confiscated at will.
Officially, new state savings banks appeared in the USSR by December 1922, but for the reasons described above, they were not very popular. According to Sberbank's own data, by 1924 there were only 4,544 savings banks operating in our country. For comparison, there were about 2,000 school savings banks in monarchical Russia alone.
The state began not only to increase the pace of industrialization, but also the pace of economic propaganda. Savings banks and savings books became the mouthpiece of the new policy in this context. “Buy sewing machines through targeted savings in savings banks,” “I don't waste time paying bills because I use cashless payments from savings banks,” “Vodka is the enemy, savings banks are friends!” “I'll save money in a savings bank and buy everything I need!” These and many other positive appeals were active in Soviet times in relation to savings banks. By the Great Patriotic War, there were about 40,000 savings banks in our country, so such propaganda really worked on the working population of the country.
The war again turned savings banks into a means of attracting civilian funds for military needs. In fact, people voluntarily contributed large sums to the military needs of the Red Army. By the end of the war, there were about 16 billion rubles in them. Our subject relates to the “recovery” period of the USSR economy. It was in the 1950s that the number of savings banks reached its pre-war level of 42,000.
The book itself was donated to the museum by Nikolai Petrovich Fedorovsky, an employee of the NGDU in the city of Megion since 1970, a veteran of labor, and the only person in the district who had the right to visit the Moscow Kremlin Museum free of charge. At one time, he found a piece of 19th-century Russian jewelry in the ground—a silver chain made by Kostroma craftsmen—and sent it to the Kremlin Museum free of charge.
Научный сотрудник,
Н.С. Сологуб
